Пожалуй, ни один другой вид транспорта не вызывает столько страхов, как самолет. Никто не боится ездить на машине, велосипеде или в метро. Ни у кого не трясутся поджилки в автобусе или на пароме. А самолет, самый безопасный вид транспорта, ассоциируется у многих исключительно с горами трупов. В науке это называется аэрофобией. О том, что это такое и как с ней бороться, frequentflyers.ru рассказал Алексей Герваш, создатель и руководитель центра лечения аэрофобии «Летаем без страха».

— Давайте начнем с того, как вообще возникла идея создания такой школы, как «Летаем без страха»? Как вы поняли, что это будет востребовано?
— На самом деле это личный интерес. У меня была девушка, с которой я встречался, и она была аэрофобкой. Я как пилот понял, что моих знаний и логики недостаточно для того, чтобы человеку помочь: это требует каких-то более специализированных, профессиональных знаний. Я начал искать, кто этим занимается, понял, что никто — была определена ниша, которую можно было занять, вот я ее и занял.

— Насколько массовой является аэрофобия? Сколько людей к вам приходит каждую неделю или каждый месяц?
— Вообще это очень интересно, потому что в мире аэрофобией страдает 30% взрослого населения. То есть, в той или иной форме это каждый третий человек. От сильного дискомфорта до полного избегания самолетов. 30% взрослого населения — это около миллиарда человек в мире. При этом в каждый специализированный центр, как наш, приходит около 1000 человек в год. Отсюда видно чудовищный разрыв между теми, кто имеет эту проблему и теми, кто обращается к профессионалам за ее устранением.

— Каково соотношение людей, которые имеют легкую аэрофобию — ну, например, накатят пива в баре перед полетом, и отлично — и хардкорных аэрофобов, которые, например, во Владивосток принципиально будут ехать неделю на поезде, лишь бы не лететь?
— Те, кто выпивает пиво и ему хорошо — это не наши клиенты, мы ими особо не интересуемся. Они, собственно, аэрофобами не считаются. Что отличает фобию от не-фобии? Это избегательный аспект. Человек, у которого фобия, будет избегать встречи с объектом своего страха. Люди, которые чего-то где-то не понимают, где-то чего-то побаиваются, где-то СМИ их нагрузили и в результате они испытывают какой-то дискомфорт — мы их вообще не учитываем, не считаем, это не наша клиентура. Когда мы говорим о 30% страдающих аэрофобией, мы говорим о тех, кто избегает полетов. Избегания ведь тоже разные бывают. Бывает, например, алкогольное: человеку нужно принять такую дозу алкоголя, чтобы он не понимал, что происходит, чтобы было разграничение между ним и действительностью. Это не кружка пива, это серьезные дозы. Та самая девушка, о которой я вам рассказывал, с которой я встречался — абсолютно непьющий человек — ей нужно было пол-бутылки виски! Бывает избегание каких-то определенных перелетов: длинных полетов, маленьких самолетов, больших самолетов. Бывает избегание полное, бывает избегание по возможности: «Если есть возможность не лететь, я не полечу. А уж если жизнь заставит и изнасилует — ОК, тогда полечу». Вот этих фобических людей — 30%.

— А насколько люди стесняются своей аэрофобии? По идее любой нормальный человек понимает же, что самолеты летают, миллионы пассажиров каждый день остаются невредимыми, и бояться — стыдно. Поэтому он не хочет в этом признаваться? У меня возникает аналогия: есть люди-алкоголики. Но они же не считают себя больными алкоголизмом, а говорят, что просто иногда выпивают, что тут такого? Сколько из тех 30% аэрофобов готовы в этом признаться и начать избавление?
— Мы уже говорили о том, что из миллиарда аэрофобов обращается тысяча в год на центр. В мире 50 подобных центров — соответственно, 50 тысяч на миллиард. Вот соотношение тех, кто болен и тех, кто готов с этим что-то делать. А в остальном — да, так же, как алкоголики, которые придумывают миллион причин, почему они не алкоголики, так и аэрофобы придумывают миллион причин, почему они не аэрофобы. Особенно это свойственно мужчинам. Они придумывают себе какой-то особый мир, в котором они не люди с нездоровой психикой (потому что аэрофобия — это нездоровая психика), а умные люди, которые берегут свою жизнь. А остальные миллиарды, которые летают — они просто сумасшедшие или пофигисты. На самом деле абсолютное большинство мужчин не признает наличие проблем у себя и пытается перевалить проблему с больной головы на здоровую, то есть, на авиацию. И объяснить всем вокруг, что авиация плохая, потому что вот был же случай, вот я же сам слышал. Дальше мозг работает неправильно, начинает искать подтверждения собственным сбоям, и находит их и в средствах массовой информации, которые радостно несут всякую пургу и белиберду по поводу авиации; и в историях, которых миллион; и даже зачастую сами придумывают какие-то истории, которые для самого себя, если ты в них веришь, являются логическим оправданием того, что все это очень-очень опасно. У каждого аэрофоба-мужчины есть такая история: «Да я один раз сам видел, там сидели пилоты, они бухали весь рейс, а потом пошли в кабину», он в это начинает верить и даже не задумывается о том, что, например, пилот летел сегмент «туда», а «обратно» он отдыхает. И пошел он в кабину после приземления обратного рейса, чтобы забрать оттуда свой китель и сумку, например. Все это выдается за чистую монету, человек реально в это верит. Как алкоголик верит в то, что он не алкоголик, а хочет — пьет, не хочет — не пьет, так же и аэрофоб верит, что проблема не в нем, а в самолетах.

— Как такому человеку все-таки объяснить, что проблема именно в нем? Или такой человек в принципе никогда к вам не придет, потому что он не верит в это? 
— Это основная проблема всех центров по лечению аэрофобии в мире. Их всего 50, и всего 150 специалистов, которые знают эту «болячку». Но давайте зададимся вопросом: почему при миллиарде аэрофобов в мире — а это треть населения Земли, огромный потенциальный рынок, лечить аэрофобию должен каждый второй — нас всего 150 человек? Потому что рынка нет! И вы совершенно правильно озвучили: человек находится на этапе отрицания: «проблема не во мне, проблема в авиации». Более того, все аэрофобы — это люди определенного психотипа. Это люди подозрительные, тревожные, мнительные, никому не верящие, везде склонные видеть обман, подвох. Мы каждый день получаем звонки типа:
— «Ну чего, вы хотите сказать, что кому-то помогла эта ваша филькина грамота?»
— «Зайдите на сайт, там висят уже сотни, даже тысячи историй с фотографиями, с видео»
— «Да ладно, знаем мы ваши фотографии, сами себя сфоткаете, чтоб нас задурить»
— «Там есть фамилии, имена, это люди, которым можно написать, спросить их мнение, как они проходили у нас курс…»
— «Да это все ваши друзья»
— «Что, тысячи друзей у меня?»
— «Да, понятное дело».

Эта мнительность играет нам не на руку и поэтому большинство аэрофобов, уверенных, что проблема не в них, а в самолетах, будучи при этом крайне подозрительными и крайне мнительными, просто никогда не пойдут лечиться. Поэтому ответ на ваш вопрос: «Никак». К сожалению.

— А почему вообще аэрофобия такая массовая? Почему не боятся ездить на машинах или плавать на пароходах или ездить на лифте? Чем самолет для аэрофобов отличается от другого транспорта, если они такие мнительные и трусливые?
— Здесь есть два момента. Первый — то, что у всех аэрофобов есть определенные ошибки в логических цепочках. Мы их все знаем. Эти ошибки наиболее ярко проявляются именно в самолете. Например, почему люди не боятся выйти на улицу и ездить в машине? Потому что их ошибочная логическая цепочка тут же срабатывает и говорит: «За рулем я все контролирую, со мной ничего не случится». В самолете этого контроля нет и нет даже иллюзии контроля. Потому что на самом деле его нету и в машине, ведь стоя в левом ряду в пробке, мы не знаем, въедет ли в нас тот грузовик, который несется по встречке. Но у них есть иллюзия того, что они это контролируют. Есть еще множество ошибочных логических цепочек, например: «Если что случится в самолете, он будет падать и это — самая страшная смерть». Или: «Если что случится на земле, я всегда могу выйти или сбежать, а в самолете я не могу выйти и сбежать». Вторая причина в том, что те процессы, которые для нас рутинны, мозг априори не может воспринимать как опасные. Идти по улице, водить машину — эти процессы для абсолютного большинства из нас рутинные. Есть люди, у которых настолько искореженная психика, что они страдают паническими атаками и не могут выйти из дома: их накрывает паника. Для них выход на улицу перестает быть рутиной. Да-да, может быть фобия выхода на улицу, но это бывает достаточно редко. Полет на самолете для каждого из нас, даже для часто летающих пассажиров — это раз в месяц, ну два раза в месяц, он все равно никогда не становится рутиной. Это всегда исключение из правил; процесс, нам не свойственный. И даже те, кто летает часто, со временем развивают боязнь турбулентности, потому что турбулентность — это не рутина внутри рутинного процесса. То есть, если самолет летит в Нью-Йорк 10 часов, из них 9 часов — ровный полет, а 1 час — турбулентность, то она начинает восприниматься как опасность. Кроме того, в самолете все наши слабости начинают проявляться наибольшим образом: потребность контроля над ситуацией, о которой мы уже говорили, или клаустрофобия — самолет ведь суперзамкнутое пространство. Или боязнь высоты, когда человек уже с девятого этажа вниз посмотреть не может и ни на какое колесо обозрения он с детьми никогда не сядет, а самолет — это супервысота. То есть, что бы вы ни взяли, в самолете это будет с приставкой «супер»: супервысота, суперскорость, суперутрата контроля. И плюс логические ошибки, которые относительно самолетов больше всего распространены.

— Помогаете ли вы людям, у которых аэрофобия специфическая? Например, как вы уже сказали, когда люди видят маленький самолет, или, по их мнению, старый самолет: полно ведь в Фейсбуке случаев, когда вместо ожидаемого «Боинга» ставили Ту-154 того же возраста, и кто-то отказывался лететь, сдавал билеты. Или такие люди — это уже безнадежно?
— Аэрофобия вообще не безнадежна, она становится безнадежной тогда, когда человек не идет лечиться. Если он обращается к специалистам, то в 98% случаев мы можем помочь. То, о чем вы говорите — такая точечная аэрофобия — ее, как правило, не бывает. Глобально люди делятся на два типа. Одни видят мир как нечто безопасное и иногда их что-то пугает, например, КАМАЗ на встречной полосе или звук взрыва на соседней улице. А есть люди, которые глобально видят мир как нечто очень опасное и жизнь как опасную штуку, и иногда у них точечно бывают моменты «расслабона». Это разные люди, их соотношение в обществе — 70 на 30, и такое же соотношение не-аэрофобов и аэрофобов. Если человек относится к 30%, он будет видеть угрозу в чем угодно. В облаке, в самолете не том, который запланирован, в задержке вылета, не таком звуке уборки шасси, как он привык. В Airbus’ах есть гидравлическое устройство, PTU, которое может включаться сразу после отрыва, так вот аэрофобы, услышав его звук просто белеют от ужаса и адреналин тоннами вырабатывают (прим. ред.: и кирпичи — http://www.youtube.com/watch?v=IFYTGdlJPn8). Для 70%, для которых мир — место безопасное, это просто какой-то звук: «Я ж не авиатор, чтоб разбираться в звуках». Так что аэрофоб ищет опасность везде, а не-аэрофоб понимает, что есть система, в которой безопасно все настолько, насколько вообще может что-то быть безопасным. Все же понимают, что абсолютной безопасности не бывает и некие микроскопические шансы есть всегда и во всем.

— Является ли, по-вашему, проявлением аэрофобии то, что люди хлопают при посадке? Насколько это «русская» черта характера, или это характерно для всех аэрофобов?
— Это опять о 30%, для которых все в мире — это угроза. Если это угроза, если это даже еще не развившаяся аэрофобия, но ты воспринимаешь перелет как опасность, то ты будешь хлопать при посадке: «Пронесло». Избавление от опасности: «Спасибо летчикам, что спасли мою жизнь», — вот как переводятся на русский язык эти хлопки. На самом деле это достаточно глупо и странно, примерно как хлопать водителю автобуса, который остановился на остановке.

— Так это все-таки русская черта или международная? Часто это происходит на рейсах из России и в Россию…
— Это больше свойственно русским. Логического объяснения у меня нет, я могу только предположить. Во-первых, в мире более свойственно, если у тебя есть какая-то проблема, пойти и заниматься этой проблемой, а в России свойственно: «Да я все сам, бухну и полечу». Но, опять же, цифры говорят о том, что вот эта тысяча пациентов в год — она практически в любом центре по лечению аэрофобии. То есть, на Западе люди больше занимаются собой — это правда, но в деле аэрофобии это неправда. В мире я тоже периодически это слышу, но два-три хлопка какие-то, мы их называем хлопками облегчения. Это из той же оперы, что любому аэрофобу становится легче, когда самолет приближается к земле. То есть, я как летчик напрягаюсь в метре от земли, потому что у меня скорость 250 км/ч и нужно точка-в-точку попасть в нужное место на полосе, а аэрофобы расслабляются: им все равно, что это самый потенциально аварийный момент полета. Для них это избавление от мук. Земля воспринимается как гарант безопасности. Это тоже не так, это ошибочная логическая цепочка, потому что людей на земле погибает в мире гораздо больше, чем в самолетах.

— У вас есть очные курсы, а есть видеокурс. Есть ли разница в их эффективности? Например, есть книга Карра «Как бросить курить?» — кому-то она помогает, но многие же ее прочитывают и продолжают курить дальше. 
— Разница в эффективности, безусловно, есть, потому что любой self-help-продукт, каким бы качественным он не был, подразумевает еще и работу со второй стороны — того, кто его читает или смотрит. И если в очном варианте я могу что-то корректировать, указывать человеку на его ошибки, подталкивать его к какому-то действию, которое он делать не хочет, то в заочном варианте все зависит от зрителя, каким бы качественным не был продукт. Наши видеопродукты очень качественные. Дело в том, что у всех аэрофобов есть ошибочные паттерны мышления, которые не меняются от человека к человеку. Если мне сегодня говорят: «Вот это Вася, он боится летать», то я могу про этого Васю рассказать пол- его жизни, начиная от того, как его кормили грудью в детстве, брали ли его на руки или нет, что с ним происходило и что это за человек сегодня — просто по тому факту, что он боится летать.

— А можно поподробнее про этот факт? Какая связь между грудью в детстве и боязнью летать? 
— Это масштабная и долгая академическая тема, не для интервью. Делались очень серьезные исследования по этому поводу. Я могу очень-очень кратко сказать, что это люди, у которых эмоциональные взаимоотношения с родителями некорректные. Есть либо overcare, либо undercare: много разновидностей. С кем-то родители слишком много сюсюкают (надень два шарфика, тебя простудит, в лифт ни с кем не заходи, отойди от собачки — укусит и так далее). Это overcare. Есть undercare, например, «залетные» детки, когда родители в 18-19 лет залетели, родили, ничего не понимают, зачем этот ребенок нужен, он еще и орет… Смысл в том, что здоровые, нормальные эмоциальные отношения родителей и ребенка встречаются в трети случаев. В остальных двух третях случаев отношения нездоровые и даже по типу аэрофобии я могу сказать, какие конкретно нездоровые отношения были у этих родителей и этого ребенка. У меня на прошлом курсе был один молодой человек, который то водичку попивал, то ладошки вытирал, все время прислушивался к себе, что у него в организме происходит, где у него напряглась мышца попы, где у него не напряглась мышца попы. Это идеи из семьи, где на любой чих или любой кашель тут же вызывалась скорая и надевалось три куртки, чтоб не просквозило. От этого ноги растут, а не от самолетов и не от авиации. Так вот, я отвечал на предыдущий вопрос про эффективность. Как видите, эти паттерны общие для всех и, разговаривая с человеком в интерактивном продукте, я знаю, что у него на уме. Я обращаюсь к нему с экрана, но я знаю, как он мыслит. Я знаю, что он думает, что у него нет контроля над ситуацией и что он в любой момент упадет вниз. И что турбулентность — это ужасно. И что он не может выйти, и что это самая ужасная смерть, и так далее, и тому подобное. Поэтому я могу каждую из этих цепочек объяснить. Но что он с этой информацией делает, как воспринимает, насколько качественно воспринимает — над этим у меня контроля нет. Я могу особо важное сказать дважды, трижды, могу задать наводящие вопросы, но я не могу взять человека за руку и сказать: «Вот смотри, здесь ты ошибаешься, давай сделаем вот так». Поэтому эффективность несколько ниже. Мы делали недавно большое исследование, сравнивали эффективность очных и заочных занятий. Был опросник, распространялся на группу из 3 тысяч наших выпускников, согласившихся принять участие. Вариантов ответа было три: «Спасибо, ваш курс потрясающий, я теперь летаю без какого-либо страха», «Спасибо, мне стало гораздо легче летать, хотя страх до конца и не ушел» и «Ваш курс не помог мне ни на секунду, страх никуда не делся». Так вот, в очных занятиях 3% дали третий вариант ответа, в заочных 13%. Вот эта дельта между очными и заочными.

— А что делать людям, которые не могут посетить очные курсы? Например, они живут не в Москве.
— Ответ очевиден: брать заочные курсы. Но проблема опять же, в том, что в силу мнительности и характера, который на 99% всегда есть у аэрофобов, они в эти заочные курсы не верят. Они и в очные-то не верят, а в заочные не верят еще больше. Мы это слышим каждый день десятки раз:
«Мне заочный курс не поможет. Мне нужен очный, но я живу в Якутске и поэтому не пройду ваш очный курс».
«Откуда вы знаете, поможет вам или нет, вы же не видели?»
«Да мне точно не поможет». Есть не только мнительность и подозрительность. Вы проводили метафору с курильщиком: у меня когда жена курила 15 лет, я ее просил прочитать книжку Карра года три. Она всегда находила причины, по которым она этого делать не будет, не сейчас и так далее. Зачастую людям очень страшно избавляться от своих слабостей и страхов. А заочный курс, поскольку он доступен — это, значит, надо начать что-то делать. Гораздо удобнее сказать: «Вот если бы был очный в Якутске, тогда бы я пошел». Но мы пробовали проводить очные курсы в регионах — не собираются группы. Потому что на словах — «Я бы пошел», но когда появляется такая возможность — «Я не пойду, потому что у меня нет денег, нет желания, я в отпуске, на даче, улетаю, уезжаю, уплываю и так далее».

— А что делать тем, кто не верит курсам? Можно ли ему посоветовать, например, чаще летать, чтобы он раз за разом убеждался, что ничего опасного не случается? Или пойти прыгнуть с парашютом, или купить джойстик и летать дома в симуляторе, чтобы убедиться, что ничего архисложного в авиации нет?
— На все предложенные варианты ответ: «Нет». Аэрофобия определяется международным классификатором психических заболеваний как психическое расстройство. Это весьма серьезная вещь. Это вещь настолько серьезная, что никакой самопомощи не подлежит. Психические расстройства самостоятельно не лечатся. В лучшем случае это возможно с помощью медикаментов. Почему не работает вариант летать чаще? Потому что рутинным становится процесс неправильный: это процесс фобического летания. А для фоба каждый полет — это лотерея «выживу — не выживу» с вероятностью 50 на 50. Человек с аэрофобией летает, вглядываясь в лица стюардесс, пытаясь понять по ним, падает самолет или нет. Он вздрагивает при каждом покачивании, хватается за подлокотники при малейшей турбулентности, зажмуривается на взлете, чтобы не видеть этого ужаса. И именно такой паттерн поведения при полете становится рутинным и прописывается в голове как устоявшаяся модель поведения. Поэтому частота фобических полетов только усугубляет проблему, а не решает ее. Она решает ее потом, когда ты научился контролировать себя, а не самолет, когда ты научился мыслить корректно и распознавать ошибки, научился контролировать выработку адреналина и т.д. Тогда частота полетов работает тебе на руку. Пока ты этого не сделал, она работает против тебя, потому что именно болезненные полеты становятся обычными. С парашютом не вижу ничего общего — первое, что увидит человек на борту обычного самолета: парашютов-то нету! Научиться самому пилотировать на симуляторе или на небольшом спортивном самолете тоже не помогает, потому что не уходит принципиальный вопрос отсутствия контроля. «Здесь-то я контролирую ситуацию, а Васе за закрытой дверью я не верю!» Надо понять одно: аэрофобия называется именно аэрофобией. Фобия — это психическое расстройство. Если бы это был здравый смысл, это называлось бы «аэрологика» или «аэроздравый смысл», «аэроосторожность» или еще как-то. Но это фобия, психическое расстройство, и она должна быть устранена с помощью профессиональных структур. Если у вас гниет зуб с корнем — без стоматолога не обойтись. Нужно идти к стоматологу. Не нужно идти к гинекологу, не нужно читать книжки по самопомощи при больных зубах. Есть проблема со здоровьем — идите к врачу-специалисту по этой проблеме. Это серьезная комплексная вещь, которая решается серьезно и комплексно.

Илья Шатилин